— Что вы ей сказали?

— По сути, ничего.

— Вы сказали что-то, что вызвало у нее такую реакцию.

— Я задал ей один или два вопроса.

— О чем?

— Она попросила меня не говорить вам.

— Она попросила вас не говорить мне? — Его лицо склонилось близко ко мне. Я не мог даже его рассмотреть. Его голос звучал резко и угрожающе:

— Вы опять все разрушили, перевернули все вверх тормашками, ведь так? Я вас нанял. Джинни моя невеста.

— Скороспелая невеста, не так ли?

Возможно, мне не следовало это говорить. Он разозлился, обозвал меня вонючим грубияном и начал замахиваться на меня. Я заметил появившийся из темноты его кулак слишком поздно, чтобы избежать удара. Мне удалось увернуться, но не совсем.

Я не стал отвечать ему, но выставил руки, чтобы успеть поймать его руку, если последует второй удар. Он не стал продолжать.

— Убирайтесь отсюда, — прорычал он прерывающимся голосом. — Мы с вами все кончили. Здесь вы больше не нужны.

Глава 31

Морально я чувствовал себя не очень хорошо, поскольку уходил от незавершенного дела. Я вернулся обратно в свою квартиру в Западном Лос-Анджелесе и напился до состояния умеренного ступора. И даже тогда спал не очень хорошо. Я проснулся среди ночи. Капли дождя шуршали, как по целлофану, по стеклу. Я уже протрезвел и пребывал в состоянии какой-то паники: средних лет мужчина лежит в одиночестве в темноте, в то время как жизнь течет мимо, как уличный поток на шоссе.

Я проснулся поздно и пошел завтракать. Утренние газеты не сообщили ничего нового. Я пошел в свой офис и стал ждать, когда Питер переменит свое решение и позвонит мне.

Он мне, по правде, не был нужен. У меня все еще были его деньги. Даже без этого, даже без его поддержки в Монтевисте, я мог пойти работать с Перлбергом, расследуя убийство Мартеля. Но по некоей важной причине я хотел, чтобы он мне позвонил и нанял меня. Я подумал в своих ночных одиноких размышлениях, что приобрел воображаемого сына — бедного толстого сына, который проедал свои печали вместо того, чтобы пропивать их, как все нормальные люди.

Солнце пробивалось сквозь утренний туман и высушило тротуары. Моя депрессия постепенно проходила. Я перелистал свою почту, ожидая найти какое-нибудь предвестие.

Любопытный конверт из Испании с портретом генерала Франко на марке был адресован сеньору Лью Арчеру. Вложенное внутрь письмо гласило: Сердечный вам привет: это послание из далекой Испании для того, чтобы привлечь ваше внимание к нашему новому выпуску мебели с исключительно испанским орнаментом и характером, как, например, изображением корриды или танцев фламенко. Приезжайте и посмотрите в одном из любых наших магазинов в Лос-Анджелесе.

Мне понравилась папка для почты, которую прислала Торговая палата из Лас-Вегаса. Среди имеющихся развлечений упоминалось о плавании, гольфе, теннисе, кеглях, водных лыжах, походах в церковь и на концерты. Но ни слова не говорилось об азартных играх.

Собственно, это и было предвестие. Пока я с улыбкой рассматривал папку, позвонил капитан Перлберг. — Вы заняты, Арчер?

— Не очень. Мой клиент потерял ко мне интерес.

— Очень плохо, — сказал он бодрым голосом, — вы могли бы нам обоим сослужить службу. Не хотели бы вы побеседовать со старушкой Мартеля?

— Его матерью?

— Это я и говорю. Она прилетела из Панамы сегодня утром и устроила плач над телом своего сына. Вы знаете больше о подоплеке всего дела, чем я, и мне пришло в голову, что если бы захотели поговорить об этом с ней, вы могли бы способствовать заглушению международного инцидента.

— Где она сейчас?

— Она сняла двойной люкс в отеле «Беверли-Хиллз». В данный момент она спит, но она ждет вас после обеда, скажем в четверть второго. Она для вас будет хорошим клиентом.

— Кто мне заплатит?

— Она заплатит. Она перегружена деньгами.

— Я думал, что она из голодной губернии.

— Вы ошиблись, — сказал Перлберг. — Генеральный консул сказал мне, что она замужем за вице-президентом банка в городе Панаме.

— Как ее зовут?

— Розалес, Рикардо Розалес.

Это было имя вице-президента того банка «Новая Гранада», который написал письмо Мариэтте с сообщением, что денег больше не будет.

— Буду рад нанести визит миссис Розалес.

Я позвонил профессору Аллану Бошу в Государственный колледж в Лос-Анджелесе. Бош сказал, что будет рад пообедать со мной и рассказать все, что знает, о Педро Доминго, но у него опять проблема времени.

— Я могу подъехать в колледж, профессор. У вас там есть ресторан?

— У нас три таких заведения, — сказал он. — Кафетерий, Инферно и «Вершина севера».

— Инферно звучит интересно.

— Менее интересно на деле, чем звучит. В действительности, это просто автомат. Давайте встретимся в «Вершине севера». Это на крыше нашего северного здания.

Колледж расположен на восточной границе города. Я выбрал Голливудскую магистраль до Сан-Бернандино и оттуда доехал до поворота на Восточную авеню. Территория колледжа представляла собой искромсанный холм, застроенный зданиями. Места для паковки было мало. Так что я запарковался на служебном месте и поднялся на лифте на шестой этаж, где находилась «Вершина севера».

Профессор Бош оказался моложавого вида человеком в возрасте лет тридцати, ростом достаточным для того, чтобы играть центральным в баскетбольной команде. Он немного сутулился, как все большие люди, но смотрел прямо. Его речь была отрывистой, со среднезападным акцентом.

— Удивительно, что вы приехали вовремя. Дорога загружена. Я занял место у окна.

Он провел меня к восточной стороне гудящего зала. Из окна открывался вид в сторону Пасадена и гор.

— Вы хотели бы, чтобы я рассказал вам все, что знаю, о Педро Доминго, — произнес Бош за луковым супом.

— Да, я интересуюсь им и его родственниками. Профессор Таппинджер сказал, что его мать из кабаре, девица «Голубой Луны». Это панамский эквивалент наших девочек по вызову? Не так ли?

— Полагаю, так. — Бош запихнул свое тело в кресло и посмотрел на меня сбоку через стол. — Прежде чем мы продолжим, скажите мне, почему об убийстве Педро не было сообщения в газетах?

— Об этом сообщили. Таппинджер не сказал вам, что он пользовался другим именем?

— Может быть, и сказал, я не помню.

Мы оба вспылили, и он некоторое время молчал, пристально глядя на меня.

— Каким именем пользовался Педро Доминго? — спросил он.

— Фрэнсис Мартель.

— Это интересно, — произнес Бош, не сказав почему. — Я видел сообщение об этом. Не высказывалось ли предположение, что это гангстерская разборка?

— Такое предположение было.

— Ваши слова звучат как-то неубедительно.

— Я все больше и больше склоняюсь к этому.

Бош перестал есть. Он больше не прикасался к супу. Когда подоспел стейк, он механически разрезал его на кусочки и не стал их есть.

— Кажется, я задаю много вопросов, — сказал он. — Я интересовался Педро Доминго. У него был острый ум, беспорядочный, но определенно незаурядный. Он был очень жизнерадостным.

— Все это у него исчезло.

— Почему он пользовался фальшивым именем?

— Он украл кучу денег и не хотел быть пойманным. Он также хотел произвести впечатление на девушку, которая увлекалась французским. Он выдавал себя за французского аристократа по имени Фрэнсис Мартель. Это звучит лучше, чем Педро Доминго, особенно в Южной Калифорнии.

— К тому же это почти подлинное имя.

— Подлинное?

— Настолько же подлинное, насколько подлинны все генеалогические претензии. Дед Педро, отец ее матери, носил имя Мартель. Он, может быть, и не был аристократом, в точном смысле, но он был образованным парижанином. Он прибыл из Франции молодым инженером «Ла Компани Универсаль».

— Я не знаю французского, профессор.

— Это название компании, которое Лессепс дал своему предприятию по построению канала, — большое имя для грандиозной аферы. Она обанкротилась где-то до 1890 года, и прародитель Мартеля потерял свои деньги. Он решил остаться в Панаме. Он, как любитель, занимался орнитологией, и особенно его интересовала флора и фауна.